Отречение, которое было — Официальный сайт Яны Седовой
Отречение, которое было

Отречение, которое было

В последние годы поиск исторической правды о Николае II принимает экстравагантные формы. Ставятся под сомнение и «записка Юровского» об убийстве Царской Семьи, и знаменитая книга следователя Н.А.Соколова, и письма Распутина, и дневники Государя. Того и гляди у монархистов появится собственная альтернативная история, в которой от официальной версии событий останутся одни фамилии.

Недавно в интернете появился ряд публикаций, подписанных неким А.Б.Разумовым, где утверждается, что Николай II не отрекался от престола. Собственно говоря, эта мысль высказывается не в первый раз, но здесь впервые была сделана попытка тщательного анализа документов. Правда, с оригиналами документов автор не работал, так что его выводы сомнительны.

Должно быть, сенсация Разумова так и осталась бы курьезом, если бы ее не поддержал известный историк П.В.Мультатули, автор нескольких хороших книг об Императоре Николае II. После этого версия о том, что отречение подделано, приобрела вес. В ноябре в Москве даже прошла конференция «Отречения не было». В то же время благожелательный комментарий послышался из Академии наук. Наконец, в 2010 году вышла книга Мультатули «Николай II: Отречение, которого не было». Теперь версия изложена на достаточно высоком уровне, и ее нельзя просто игнорировать.

Правда, уже в предисловии автор, упомянув «группу энтузиастов, далеких от исторической науки», замечает, что их доводы «уязвимы», поскольку графологической экспертизы подписи Николая II не проводилось. Вместо того, чтобы организовать такую экспертизу, что можно сделать и частным образом, автор ставит другую задачу: «показать, что эта подделка стала закономерным этапом в той войне, которую вел император Николай II с так называемой оппозицией».

В результате получилась довольно интересная книга о том, как западные тайные общества и русская оппозиция организовали февральскую революцию. Особую ценность книге придает большая исследовательская работа, проделанная автором.

Однако приходится отметить некоторую предвзятость исследователя, из-за чего в участии в заговоре подозреваются все подряд. Мир был очень тесен в те времена, поэтому знакомство двух лиц еще не означает, что между ними существовал сговор.

Например, Мультатули ставит под подозрение Московский художественный театр. С секретарем этого театра, пишет он, дружен британский разведчик Локкарт, а ведущая актриса театра В.Ф.Комиссаржевская «поддерживала дружественные отношения с А.И.Гучковым. Именно Комиссаржевская была посредницей между Гучковым и М.И.Зилотти в их бурно развивающемся романе. М.И.Зилотти приходилась свояченицей брату Гучкова К.И.Гучкову». Словом, автор намекает на связь заговорщика Гучкова с британской разведкой. Но британскому разведчику можно было выйти на Гучкова и напрямую, без помощи актрисы.

Помимо того, Мария Ильинична Зилотти приходилась А.И.Гучкову не только свояченицей брата Константина, но еще и законной женой. У Мультатули же из Гучкова получается какой-то аморальный персонаж (потом автор его уж совсем голословно обвиняет во взяточничестве). Впрочем, не только из Гучкова.

Не только М.В.Алексеев и главнокомандующие фронтами (что традиционно), но даже и А.И.Деникин и А.В.Колчак обвиняются в причастности к оппозиционному заговору. Попутно автор книги сетует на «ложную апологетику так называемого белого движения», которая мешает «некоторым исследователям» поверить в «заговор генералов».

Из самого Алексеева получилось нечто вроде монстра. Двуличен: во всеуслышание он прославляет Государя, а в частных разговорах обвиняет Его (хотя это просто означает, что генерал в глубине души не сочувствовал Государю, но личная корректность, разумеется, не позволяла ему об этом заявить публично). Договаривался с заговорщиками, а потом сбежал в Крым, сказавшись больным (хотя он был действительно очень серьезно болен). Привлек к заговору Н.В.Рузского с А.А.Брусиловым, у которых пользовался большим авторитетом (хотя Рузский Алексеева ненавидел). «Лукавый царедворец» (это о человеке, который был настолько далек от придворной суеты, что даже обедать предпочитал не за царским столом, а отдельно). Предал Царя и не раскаялся (хотя после отречения Николая II говорил: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении Государя от престола»).

Образ Николая II в книге тоже своеобразен. Большие сомнения вызывает факт Его изощренной борьбы с врагами, описанной Мультатули. В частности, некоторые приближенные к Государю лица, по мнению автора, выполняли какие-либо секретные миссии. Например, небезызвестный П.А.Бадмаев по найденным автором документам предстает выдающимся разведчиком и, выходит, именно поэтому получил доступ к Государю. Таким же разведчиком, но уже предположительно, показан и Распутин, который должен был с одной стороны примирить с правительством старообрядцев, а с другой – собирать улики против сектантов. Министр внутренних дел А.Д.Протопопов, бывший депутат Думы, предполагается агентом правительства в рядах оппозиции. Все это выглядит мало правдоподобно, за исключением, может быть, Бадмаева. Государь, конечно, мог и должен был противостоять заговорщикам, но едва ли Он стал бы собственноручно строить разведывательную сеть.

Когда-то П.В.Мультатули работал в уголовном розыске. Возможно, именно поэтому он порой перегибает палку, отыскивая подоплеку даже в обыкновенных событиях. Впрочем, ценности исследования, наполненного интереснейшими сведениями, это не умаляет.

Что портит всю книгу – так это версия об «отречении, которого не было». Для доказательства этой версии собраны нестыковки в воспоминаниях очевидцев, таинственные архивные находки автора, неоднозначные фразы в телеграммах, которыми обменивались участники событий и т.д. Все это истолковано так, что приводит к выводу: Император Николай II узнал о собственном отречении из газет. Правда, для этого приходится отвергнуть огромное множество источников.

Прежде всего документы. Мультатули называет сфальсифицированными: манифест об отречении Государя от престола, Его телеграмму о том же, Его дневник, Его телеграммы супруге, дневник Государыни, дневник Великого Князя Михаила Александровича… Подделка такого количества документов – дело настолько сложное, что едва ли осталось бы незамеченным.

Мультатули ссылается, в частности, на А.А.Вырубову, которая рассказывает, что, вернувшись домой после отречения, Государь ей сказал, что от волнения все последующие дни не мог вести своего дневника. Но, во-первых, Вырубова могла и напутать – это не единственная ошибка в ее воспоминаниях, а во-вторых, Государь был крайне аккуратен и, если даже и пропустил в дневнике пару дней, наверняка бы сделал запись задним числом, тем более о таких важных исторических событиях.

Кроме документов опровергаются свидетельства участников событий. Почти все они записаны у Мультатули в заговорщики, а потому правду рассказать не могут. Причем под подозрением оказались не только депутаты Думы Гучков и Шульгин, но и генералы как в Могилеве, так и в Пскове, и даже свита. Есть, конечно, лица, которых заподозрить в предательстве просто невозможно, — те, кто добровольно последовал за Государем в ссылку. Они могли бы что-то от Него узнать. Но и тут автор объясняет: «Просто все, с кем он (Государь) мог на эту тему говорить, были убиты».

На самом деле, конечно, убиты были далеко не все. Спаслись, например, П.К.Бенкендорф, П.Жильяр, А.А.Вырубова, Ю.А.Ден, С.Гиббс, С.К.Буксгевден. Мог бы что-то рассказать Е.С.Боткин, до своей гибели вместе с Царской Семьей. Но самые главные свидетели – это В.А.Долгоруков и В.Б.Фредерикс. Они оба сопровождали Государя в той роковой поездке, когда было подписано отречение, и оба были далеки от политики и тем более не связаны с заговором. Если бы никакого отречения не было – они бы об этом знали и вполне успели бы рассказать: Долгоруков был расстрелян в Екатеринбурге в 1918 году, а Фредерикс после февральской революции прожил еще десять лет.

Все прочие доводы Мультатули – о том, что Николай II «увидел во всем происшедшем Божью Волю» и потому не опровергал якобы поддельный манифест об отречении, и о том, что знавшие правду боялись ее раскрыть, — тоже довольно сомнительны. Государь, конечно, смирился, но Его смирение выразилось как раз в том, что Он согласился отказаться от престола. В том, чтобы покрывать своим молчанием государственное преступление заговорщиков, никакого настоящего смирения не чувствуется. Такое молчание скорее граничило бы с соучастием.

Как бы то ни было, у Мультатули практически не остается источников, которым он мог бы доверять, и открывается широкий простор для строительства собственной версии.

Он утверждает, например, что на станции Дно Государь был арестован. Это мнение основано на сообщении некоего чекиста Симонова, которому автор книги доверяет больше, чем всем сопровождавшим Государя, вместе взятым.

Под сомнением оказывается и знаменитая телеграмма Государя председателю Думы Родзянко: «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при нас до совершеннолетия при регентстве брата моего Великого Князя Михаила Александровича. Николай». Выражение «при нас», пишет Мультатули, подразумевает местоимение «Мы», обычно употреблявшееся в манифестах («Мы, Николай Второй…»), а поскольку в телеграмме – «я», то правильно писать «при мне», а не «при нас». Ошибиться же Николай II со своим юридическим образованием не мог. Однако если «при нас» означает, что Наследник должен был пока оставаться не только при отце, но и при матери, то оно вполне оправдано.

Но если в подлинность этой телеграммы Мультатули еще может поверить, утешаясь тем, что «”готов” не означает – отрекаюсь», то окончательному варианту манифеста об отречении он решительно не доверяет, ссылаясь на графологические изыскания А.Б.Разумова и расхождения свидетельских показаний.

«Исследование» подписи на манифесте сводится у Разумова к следующему. Во-первых, он сравнивает подписи на, как ему кажется, двух экземплярах манифеста об отречении. Один из них находится в архивном фонде Николая II, другой опубликован в книге «Отречение Николая II» (Ленинград, 1927). Подписи накладываются друг на друга, и оказывается, что они полностью совпадают вплоть до росчерков. Кроме того, сравниваются подписи графа В.Б.Фредерикса на тех же документах – они так же оказываются абсолютно одинаковыми.

Хотя имя свое Государь писал всегда приблизительно одинаково, но росчерки получались все-таки разные. Фредерикс свою длинную подпись тоже не смог бы повторить дважды с точностью до штриха.

Вывод очевиден: два человека не могли дважды подписаться одинаково, следовательно, подписи кем-то подделаны «через копирку» или как-нибудь еще.

В свою очередь Мультатули изучает, в частности, внешний вид манифеста. Известная копия этого документа, пишет он, умещается на одном листе бумаги. В воспоминаниях же В.В.Шульгина говорится, что Государь принес им с Гучковым документ, напечатанный на двух или трех четвертушках, очевидно, телеграфных бланках.

В чем же причина такого разногласия?  Как известно, депутаты, получив манифест, попросили внести в него пару исправлений, и еще какое-то незначительное слово вставил сам Государь. В результате этого документ был испорчен и его пришлось отдать перепечатать заново.

Как пишет генерал Ю.Н.Данилов, после приема у Государя Рузский пригласил депутатов в свой вагон: «Надо было дождаться переписки набело манифеста и указов, равно как подписания их Государем». «Через час или полтора в вагон генерала Рузского были доставлены подписанные Государем манифест об отречении в двух экземплярах и указ правительствующему сенату…».

Депутаты просили, чтобы манифест был подписан в двух экземплярах. Поэтому, как рассказывал тот же Шульгин, только не в той книге, что вышла через несколько лет после событий, а в интервью, опубликованном уже на следующий день, «первый подписанный акт на листочках небольшого формата должен был остаться у ген.Рузского. Мы же привезли второй экземпляр, также написанный на машинке, но на листочке большого формата».

Итак, было действительно два экземпляра отречения. Но они различались между собой по формату: один большой, а другой на нескольких небольших листочках.

А на всех фотокопиях, которые сравнивал Разумов, текст умещался целиком на одном листе. Значит, это был один и тот же экземпляр, а именно депутатский (разве что подретушированный для публикации).

Именно поэтому подписи на всех фотокопиях выглядят абсолютно одинаковыми. Вероятно, копия, опубликованная в книге в 1927 году, сделана с оригинала, хранящегося в архиве. Судя по всему, Разумова ввела в заблуждение датировка этих якобы разных экземпляров: один из них он датирует 15.00, а другой – 15.05 дня 2 марта. Действительно, на опубликованном в книге ясно читается «2-го марта 15 час. 5 мин.», а на архивном цифра «5» почти стерта. Однако при небольшом увеличении ее видно, так что это не основание считать экземпляры разными.

Кроме подписей, Разумов исследует и текст манифеста, сравнивая его с проектом, присланным в Псков из Ставки 1 марта, и выясняет, что между ними очень много общего. «Представляю, — пишет он, — как, не найдя собственных слов для такой незначительной бумаги, — отречения от Престола, — Государь выборочно, но кропотливо, чуть изменяя чужие буквы, слова и выражения, тщательно переписывает текст телеграммы Алексеева… Тщательнее надо было заметать следы, господа заговорщики. Такие телеграммы сразу жгут. А телеграфистов вешают».

Ирония тут совершенно напрасна. Когда-то я в своей книге о февральской революции, сравнивая эти же два текста, писала, что для манифеста об отречении Николая II использовался проект манифеста об ответственном министерстве, составленный Ставкой за день до отречения. В этом нет ничего странного: обычная практика, когда проект документа составляется помощниками, а руководитель лишь подписывает его, применялась, конечно, и в Российской Империи. Например, манифест 17 октября 1905 года был написан помощниками С.Ю.Витте, а Государь только поставил свою подпись.

Если бы, как предполагает Мультатули, манифест об отречении подделали профессионалы из дружественного Гучкову Генерального штаба, то в документе не было бы тех недочетов, на которые указывают нынешние критики, и текст начинался бы не словами «Ставка. Начальнику Штаба», а «Божиею Милостию Мы, Николай Второй…».

И самое главное: нельзя рассматривать отречение Николая II в отрыве от других событий Его царствования. Достаточно вспомнить обстановку, при которой был подписан манифест 17 октября 1905 года, вспомнить те два пути, о которых тогда писал Государь, — уступки или диктатура. И тогда, и теперь Его выбор был – уступить, чтобы не проливать понапрасну потоки крови. Недаром Он говорил в Пскове генералу Рузскому, что для себя ничего не желает и не держится за власть.

Возможно, причина того, что иным монархистам не хочется верить в отречение, — в идеализации Императора Николая II с их стороны. Отречение от престола кажется им ошибкой, слабостью. Но это поверхностный взгляд. Отречение Государя было не бегством, а самопожертвованием. А самопожертвование – это сила, а не слабость. Пусть это не та сила, которая проливает потоки крови. «Но не зло победит зло, а только любовь».

Наша страна. Май 2010 г.